Шахрукх о профессии актера (Mushtaq Shiekh "Shah Rukh Can")
"Я не знаю, как это объяснить, но между мной и моей игрой больше нет разницы. Это просто что-то, что я делаю. Это то, чем я являюсь. Я больше не могу разделить эти две вещи…"
Кто обладает правами на персонаж? Сценарист создает персонаж, потом актер интерпретирует роль. Если интерпретация не согласуется с видением режиссера, чье мнение, по-Вашему, важней?
Я думаю, мнение режиссера должно быть на первом месте. Например, мой персонаж -- водитель грузовика, и режиссер говорит, bhai, мы должны показать его пьющим Пепси, потому что они наши спонсоры. Я бы сказал, nahin yaar ("нет, приятель"), он же водитель грузовика, они пьют чай. Но он говорит, нет, надо, чтобы он пил Пепси. Мне придется согласиться, пусть он пьет Пепси aur main glass mein chai ki tarah pi loonga (а я налью его в стакан и буду пить словно это чай). Таким образом, я делаю так, как хочет режиссер, персонаж пьет Пепси, но из стакана. Так и его работа сделана, и моя.
Какое объяснение Вы даете себе, когда приходится приспосабливаться, в то время как в качестве продюсера Вы весьма бескомпромиссны?
Как актер я один человек и совсем другой как продюсер. Кроме моего лица и реплик, все остальное -- костыли (то на что, я опираюсь в игре). Поэтому у меня нет никаких сомнений, когда дело касается смены костылей. Я никогда не теряюсь, если поменялся костыль. Если предполагалось, что я буду делать сцену в спальне, и вдруг её меняют на парикмахерскую, это не повергает меня в прострацию. Они могут сказать: "Шахрукх, девушка будет подстригать твои волосы, пока ты делаешь эту сцену". Это нормально. Для меня это не меняет то, что я должен делать как актер.
Я сильно верю в то, что актер создает себе пространство в пределах съемочной площадки. Это не просто стул и стол в офисе; это то пространство, которое актер создает вокруг себя. Поэтому если меня поместят в парикмахерскую, я создам пространство для персонажа в этих пределах. Аналогично, телефон, Пепси, или Голд Спот, чай, бумага, ручка -- это всего лишь костыли. Я могу создавать образ так, что костыль становится частью пространства, которое этот персонаж будет использовать.
Я могу сделать сцену, повиснув с обрыва; я могу сделать ту же сцену лежа в постели, потому что я создаю пространство персонажа в этих пределах. Я, возможно, не могу объяснить это как следует, но я это делаю и верю в это. Вам ничего не нужно, чтобы сцена сработала кроме вашего лица и реплик.
Вы безразлично относитесь к каким-то чертам, которые Вы ненавидите в персонаже или вещам, которые Вам не нравятся в сценарии, или же Вы пытаетесь скрыть Ваше неверие и играть?
Я смеюсь над такими моментами; я все время указываю на них режиссеру. Например, я говорю ему, ты, несомненно, хочешь, чтобы я поковырял в носу. Но дело в том, что в 90 процентах случаев, если я не убежден в чем-то, я по-своему стараюсь постепенно убедить себя. Например, я подумаю, как можно прикоснуться к носу и переделать это в ковыряние и скажу, вот он ковыряет в носу (хотя никто не вдается в такие уж подробности). Я буду продолжать подсмеиваться над этим, я не буду презирать это. Если режиссер так хочет или если персонаж этого требует, значит, нужно сделать именно так. Но я не скрываю, что мне некомфортно делать то или это. Хотя в норме я спокойно делаю глупейшие сцены (то есть, сцены, глупые с моей точки зрения, но не по мнению режиссера). Я стараюсь делать это убедительно. Как только я подписался на фильм, нет пути назад. Как только вы сказали роли "да", нюансы создаются во время съемок.
Были ли моменты, когда Вы думали, это совершенно нереально, такого не бывает, никто не будет вести себя таким образом? Настолько, что сыграть это было трудно, трудно скрыть свое неверие во время игры?
Окей, я не буду говорить об абсолютно нелепых вещах, таких как Guddu ("Самоотверженная любовь"). У меня были весьма радикальные фильмы, то есть, они были милые, но их сложно было "вытащить". Каждый раз, когда я попадаюсь в такую ловушку, я просто стараюсь играть сдержанно. У меня есть такой прием -- если я не понимаю персонаж, я просто сдерживаюсь: меньше улыбаюсь, меньше хожу, меньше говорю и вообще меньше делаю. Один из таких персонажей -- Арджун из Pardes ("Обманутые надежды"). Зная о том, что из себя представляет герой хинди фильма, это не должно было бы стать проблемой, но все равно должно же было быть хоть что-то общее в том как ведет себя герой на протяжении 2,5 часов фильма. Иногда он вдруг менялся и становился совсем не таким, каким я его представлял себе. В этих случаях я просто "уходил в раковину" и говорил, окей, я попытаюсь пройти через это -- с верой, но сдержанно.
Была какая-то конкретная проблема или Вас беспокоили какие-то резкие скачки характере персонажа?
Предполагалось, что я буду таким общительным, шумным парнем. Когда мы начали фильм, мой персонаж был эдаким веселым господином, который мог сделать все что угодно. Но по мере развития сюжета, по воле режиссера, сценариста и меня, он стал более тихим и зрелым человеком. Он бы не сделал так; он бы не стал так шутить. В конечном итоге он стал просто… ничем. Я думал, что он будет таким смешным парнем. Так все начиналось. Но когда я увидел его костюмы, очки, то, как он должен был выглядеть, я понял, что на самом деле он спокойный, тихий, скучный парень. Я думал, что он будет сумасшедший, а он стал тихим, сдержанным, подчиненным человеком. Этот аспект меня беспокоил.
Поэтому Pardes -- один из тех фильмов, в которых я просто не мог вполне уловить сущность персонажа. Были и другие, но этот -- среди наиболее очевидных и заметных, я думаю.
Другой пример (одна из самых несдержанных моих работ) -- это Баблу из "Двойника". Он был странным персонажем, сложным. Я немного беспокоился о том, куда он идет. Но потом я вычислил, что это четырехлетний ребенок в теле двадцатипятилетнего мужчины. Тогда я смог сделать это. Ту же логику я применил к плохому парню. Он тоже был таким же сумасшедшим.
В "Капризе" тоже, наверно, из-за того, что я уже сыграл двух отрицательных персонажей, я думал -- какой он? Я делаю то же дерьмо. Как мне сделать его другим? И я не знал никакого другого пути сыграть психопата, кроме как аналогично тому, что я сделал в Darr ("Жизнь под страхом") и Baazigar ("Игра со смертью"). Я иногда не знал, что мне с ним делать.
Я не видел ни этот фильм, ни Pardes. Собственно говоря, я не видел ни один из тех фильмов, в которых я не был уверен или меня что-то беспокоило касательно персонажа, который я играл. Даже с "Каран и Арджун" (хотя я посмотрел его в конце концов), я был неуверен. Не то чтобы режиссер не дал мне ясно понять, чего он хочет, но я не знал, как мне развить персонаж. Возможно, я из тех актеров, которые хотят делать больше. Как актер я -- делатель. Не мыслитель или философ -- я больше ориентирован на действие. Не в смысле экшн, драки и т.п., а в том, что хочу делать больше. Мне нравится руководить. Мне нравится…
Брать инициативу в свои руки?
Да, инициативу. Мне нравится быть парнем, который берет инициативу в свои руки, быть общительным. Поэтому каждый раз, когда персонажи были не такими, меня это немного ограничивало.
Как насчет сцены игры antakshari в Kuch Kuch Hota Hai ("Все в жизни бывает")? Вы установили целый новый уровень для романтических фильмов в ней, я соглашусь. Но вся эта идея, что вы не могли жестами показать [такую простую вещь] и мальчику пришлось помочь Вам -- Вы чувствовали себя глупо, делая эту сцену?
Я мог лично чувствовать себя глупо, но персонаж ничего такого не чувствует.
Значит, Вы скрываете это. В этом и заключается актерская игра?
В этом и заключается актерская игра. Я четко знаю, кто я есть. Поэтому я очень приземленный. Я не верю в миф о себе. Я никогда не подумаю, что я -- Рахул. Поэтому вы никогда не увидите меня одетым в костюм. На самом деле, у меня раньше было чувство юмора, когда я разговаривал с людьми -- такая флиртующая, романтичная манера разговора. Я перестал так делать, потому что мои персонажи так часто это делали. Ирония в том, что персонажи начали так делать, потому что я был таким. Это был я, мой личный шарм, черта характера, которая сделала меня популярным. Но теперь я перестал так делать, потому что я никогда, никогда не могу ассоциировать себя с тем, что я делаю на экране -- со всеми теми странными, хорошими, плохими и некрасивыми вещами.
Некоторые вещи, которые я делаю на экране, очень нереалистичны. Я не дурак. Я просто отделяю себя от персонажа. Поэтому если персонаж делает что-то глупое и выставляет себя на посмешище, все нормально. Мне без разницы. Поэтому, логически, в сцене antakshari я знаю как показать жестами "Я люблю тебя". Мне не нужен для этого тот мальчонка. Но тогда это была бы лишняя сцена, типа, "слушай, приятель, зачем мы вообще это делаем?" Тогда персонажи стали бы сухими и безжизненными, в них не осталось бы ни глупости, ни фантазии.
На самом деле, здесь нужно употребить слово "невинность". В них не осталось бы невинности. Мудрые люди не наивны. Мудрость забирает наивность, а я думаю, что, в каком-то смысле, наивность прекрасна. Мудрость прекрасна, но и невинность тоже. И я думаю, что на свете больше наивных людей, чем мудрых. Я не говорю глупых. В мире много наивности, много.
У меня есть проблема с матом / ругательствами на экране. Я никогда не могу убедительно сказать kutta. Я не могу убедительно сказать kutte kameene, поэтому я не говорю эти слова.
А что если Вы играете персонаж, который вырос на улице. То есть, его речь должна быть грубой. Даже тогда Вы не говорите эти слова?
В Ram Jaane ("Бог знает") я говорил kutreya… ae kutreya. У меня есть свои оговорки. Многие другие сказали бы это очень мачо. А я пытаюсь использовать альтернативные слова, потому что не могу так говорить. Я чувствую так, словно вру самому себе. В такие моменты я неожиданно чувствую, что Рамджане уже не Рамджане, а Шахрукх. И как только я становлюсь Шахрукхом в этот момент, мой персонаж становится слабым. Потому что когда я говорю kutte, я говорю это не так, как должен был бы сказать Рамджане. Я даже не знаю, как он сказал бы это. Я говорю это как Шахрукх. И как только я так делаю, рушится весь миф -- черт, Рамджане и Шахрукх -- одно и то же. Тогда я сбит с толку, не могу играть, и все портится.
Иногда я добавляю реплики от себя. Я всегда знаю, когда делаю сцену, что я скажу то-то и это. Но я не говорю об этом режиссеру, потому что знаю, что тогда опять начнутся споры. Я знаю, что это будет хорошо в контексте всей сцены и для персонажа во всем фильме. Поэтому обычно в момент, когда сцену снимают, я просто говорю эту придуманную реплику. Как те слова в Kal Ho Naa Ho ("Наступит завтра или нет?") -- "Еще нет, идиот". Это было весьма не к месту в серьезной сцене смерти, но сработало хорошо. Но если бы я сказал об этом еще во время обсуждения сценария, мне бы сказали: "Шахрукх, ты шутишь…" <…> Это эмоциональная сцена об умирающем человеке. Это показалось бы неправильно.
А в тот момент когда сцену снимали, я сказал эту реплику, и режиссер принял её. Я знал свой персонаж к тому времени и развил его до такой степени, что я знал, что режиссер примет эти слова. Когда съемки фильма подходят к концу, я уже многое знаю о том, что бы сделал и не сделал мой персонаж. Я не могу это объяснить. <…> Это все равно, что рассматривать свои браслеты в зеркале вместо того, чтобы просто посмотреть вниз на свои руки. Я просто делаю сцену, и вы чувствуете эмоцию, и знаете, почему я сделал так, а не иначе. Есть многих таких моментов… В каждом фильме я могу набрать пять, семь таких моментов, даже больше, на самом деле. Как, например, в "Вир и Зара" я то и дело вытираю губы. Я делаю это (показывает) и не знаю почему. Я не могу объяснить почему.
Есть много вещей, которые даже я не знаю о персонаже. Но я верю (что бы там ни говорили о моей игре или что бы я сам ни думал о своей игре), что в тот момент, когда я играю, я четко знаю, что это не Шахрукх. Я не играю самого себя. Он может казаться совсем как я, но это не так.
Есть многое, что я, возможно, не смогу объяснить письменно, устно или играя, но я просто знаю, я чую, что персонаж сделал бы то или это. Поэтому я делаю так.
Оглядываясь назад, есть ли какая-либо сцена в любом из фильмов, которую Вы думаете, что не должны были играть так, как сыграли?
О да, да, каждая сцена. Каждая сцена, которую я делаю. Поэтому я и не смотрю их больше. Поэтому я не анализирую, потому что я могу просто застрять в этом.
Какой кошмар Вас постоянно преследует? Есть ли что-то, что постоянно раздражает Вас, когда Вы играете?
Было время -- я довольно часто так делал -- когда я отводил взгляд от партнеров во время сцены. Я помню, как делал один фильм для Ракеша Рошана, и он сказал: "Не делай так. Там никого нет, почему ты туда смотришь?"
Видите ли, обычно, когда камеры включены, Вы говорите что-то и смотрите на человека. Но нормально, в обычной жизни, Вы так не делаете. Ну, Вы понимаете, вот я разговариваю с Вами и я часто отвожу глаза, и я думаю, что это нормально, естественно. Иногда вы отводите взгляд, когда хотите подумать. Мы не вглядываемся друг другу в глаза все время.
Поэтому, вполне сознательно, я начал смотреть в сторону во время диалогов, пытаясь быть естественным, что, в конечном счете, превратилось в маннеризм. И теперь иногда, когда я вижу те сцены, я думаю, какого черта я так много смотрю в сторону?
Было ли это отведение взгляда характерно для Вас, когда Вы еще не были актером?
Когда я смотрел фильмы, я часто думал, какого черта они так разговаривают? И довольно часто я видел, как героиня смотрит снизу вверх в лицо героя, и её взгляд путешествует от одного его глаза к другому. (Показывает). Почему они так делают? Это работает для них; все замечательно. Но зачем мне так делать? Я не буду так делать. Красота игры актера состоит в том, чтобы попробовать воссоздать реальность, но не быть при этом скучным. Если вы становитесь совершенно реальным, это может нагнать скуку, и это игра. Но если вы реальны и не занудны, это исполнение (исполнение роли; прим. он разграничивает acting и performance). В этом заключается разница.
Например, я могу сказать (восклицает театральным голосом): "Mein us zallad ko janta hoon jisko apne do bachhon ko khilane ke liye do paisa nahin the, paani nahin tha". Но я так не говорю. В реальности я сказал бы: "Я видел этого парня. Черт, у него не было двух рупий, чтобы купить воды для своих детей, yaar (приятель)".
Но в этом вся суть драматического формата. Мы не можем терять эту сущность. И если я взаправду начну так играть, заучивать реплики и говорить вот так, как только что, я уверен, что это нагнало бы на вас скуку больше, чем обычная штампованная манера игры.
Если бы Вы говорили так, как сейчас, не может такого быть, что этим Вы открыли бы новые горизонты, новый язык?
Когда Вы так обнажаетесь, Вы стараетесь достичь идеала, к которому стремится каждый актер. Могу ли я просто делать, как считаю нужным, и не беспокоиться о том, понравлюсь я людям или нет? Если зрители отвергают Рахула, нет проблем, ki character hi aisa tha yaar (потому что это такой персонаж, приятель). "Ашока" был не я. Меня отвергли как актера, играющего Ашоку. Но если меня отвергнут как меня, это все равно, что встать утром и сказать: ты уродливый ****. Вы не можете это принять.
Но может же быть так, что зрители отвергают сам персонаж.
Но я бы знал это! Предположим люди стали бы говорить: "Arre Шах, ты говоришь совсем как в обычной жизни и, вау, люди с ума сходят". Но мне сложно заставить себя так делать. Дело не в том, что я не знаю как. Я знаю, что если начну так играть, это могло бы быть величайшим достижением. Но моя цель в том, чтобы делать это, не запинаясь, делать это как Судхир или Рахул или Рамеш.
День, когда я начну играть самого себя, будет моей величайшей победой. И в этот момент я остановлюсь и уйду из профессии. Я бы хотел играть себя. Но я меня кишка тонка, чтобы делать это. Да и мне не хватает мастерства.
Наши сценарии очень четко выделяют протагониста (глав. героя) из толпы. Он или великий, или особенно мил, или крайне подлый, или вообще злодей. И этим отличается от всех. Протагонист должен немного отличаться от других, чтобы кто-то мог сказать: "О, такие люди существуют" или "Черт, я надеюсь, таких людей не существует".
Игра не может быть такой (очень плоским сухим голосом): Pata hai, main khush hoon, main bahut khush hoon, kitne aadmi they ("Знаешь, я счастлив, очень счастлив")… Это иногда работает в некоторых фильмах. Но уровень Sholay ("Месть и закон") был не таким.
Мы должны влезать в шкуру персонажа. Персонаж не ограничен характерными чертами; персонаж ограничен характерными чертами актера, играющего его. Но есть линия, которую мы не можем перейти. Я не буду раскрывать себя, и переходить эту линию. Я не буду этого делать. Не только не буду, я не могу этого сделать. Поэтому персонажи ограничены не только тем, что написал автор, но и ограничениями актера, в том, что я могу показать вот столько-то и не больше. Раскрытие актера для его персонажа будет на том уровне, на котором актер позволит это.
Говоря о маннеризмах, заикание в Darr-e ("Жизнь под страхом") стало отличительной чертой.
Я однажды смотрел ВВС или какой-то документальный фильм, в котором сказали, что изобрели чип, который может убрать заикание. В программе сказали, что люди заикаются, когда их разум становится слишком внимательным по отношению к тому, что и как они говорят, т.е. когда это слишком сознательно. Например, если я говорю, мне надо пойти и встретиться с Симой, и мой разум слишком насторожен, это будет: ssssssSeema se miloonga. Буква "С" ранит разум… разум становится слишком чувствителен к некоторым звукам. Когда вы становитесь слишком чувствительны по отношению к чему-то? Когда вы осознаете значимость этого. Поэтому я подумал, что мой персонаж настолько чувствителен по отношению к Киран, что заикается на звуке "К", но только когда он произносит её имя. В другие моменты заикания нет.
Кроме того, вы же знаете, что изначально я учился актерскому мастерству в британском театре. WhhhaWendy…WWWWonder. Это Хью Грант, Питер Селлерс. Я могу замечательно заикаться благодаря своим театральным дням.
И если вы посмотрите фильм, когда он умирает, он просто говорит: "Я люблю тебя, Киран". Вдруг он больше не так чувствителен к ней. В последней сцене фильма он не заикается; немногие это замечают. Но для меня это и было искусство, что в этот момент он больше не осознает её присутствие так остро. Она принадлежит другому, она не принадлежит ему. Эмоция заключалась в том, что "Ты помогаешь другому! Черт тебя побери, Киран, но я люблю тебя, Киран".
Но людям проще назвать это маннеризмом. Но это единственный фильм, в котором я заикаюсь.
Другая вещь, о которой не говорят, -- что я меняю голос для персонажей. В Darr я сделал голос как у одного парня из школы по имени Cawas Baaz, который заикался -- очень тонкий голос. Голос -- очень странная штука… очень непонятная, почти зловещая, сверхъестественная. "Зловещий" -- подходящее слово. Многие, когда хотят отыграться на мне, отыгрываются на заикании.
В "Девдасе" я говорю: Kaun kambhakt bardasht karne… (низким басом). А не так: Kaun kambhakt bardasht kkkkkkarne ko peeta hai (тонким дребезжащим голосом).
Вы однажды говорили мне, что Вы наблюдаете за людьми и перенимаете их мелкие особенности. Как это происходит?
Вы просто должны смотреть на каждого человека как уникальную личность. Подобно тому, как глаз не видит того, что видит камера; как оператор помещает камеру между двумя деревьями, и вы говорите: kya dikh raha hai yaar, ped ke beech mein se (что ты можешь увидеть между деревьями)? Но иногда вас может шокировать, что оператор видит через свой кадр.
Если вы не актер, не думаете об актерстве постоянно, и не верите, что актерство происходит вокруг вас 24 часа в сутки, вы не будете замечать или видеть других в другом свете.
Например, я замечаю походку. И это нормальная походка. Не то чтобы человек хромал. Просто в ней есть свои особенности. Я замечаю то, что все могут заметить, но я смотрю на это с той точки зрения, как это можно инсценировать. Поэтому если я вижу улыбку или какое-то особенное выражение, я замечаю. Я замечаю людей из всех слоев общества. Они разговаривают или болтают по-своему, сидят особенно. Маленький жест, взгляд.
Дети мне нравятся больше всего, потому что их выражения еще не сформированы обществом, в котором они живут. Они довольно честны в своих проявлениях эмоций. Они не делают "правильное" выражение лица. Я помню один случай с Суханой. Мы сказали ей, что едем в Гоа. И вдруг Арьян понял, что она думает, что Гоа -- это человек, а не место. Что Гоа -- это друг, у него есть дом, и мы идем в его дом. Я спросил её: "Суахана, ты думаешь, что Гоа -- человек?" И у неё было такое странное выражение на лице. Она не стала отрицать это, но и не сказала ничего. Я все еще не знаю, что означало это выражение?... Ей было грустно? Была ли она в том возрасте, когда уже поняла, что так думать было неправильно, и почувствовала себя униженно? Это была неожиданная реакция. У неё была эта странная обида, и я заметил это выражение у неё в глазах: "Почему я не знала этого? Как получилось, что я не знала, что Гоа -- это место, а не человек?"
Это одно из тех выражений, которое я хотел бы сделать в фильме. Например, кто-то спрашивает меня, ты любишь эту женщину, и я смотрю вот так. В этом нет смысла, но это неподдельное выражение, непрошенное, странное, глупое. Многие думают, что актеры ничего не видят. Но я вижу многое и использую в самых странных местах.
И не только то, что люди делают. Что они говорят тоже.
Есть одна реплика, которую я ужасно хотел использовать в фильме. Кажется, я использовал её в одном из фильмов Карана <Джохара>: "Ты веришь в любовь с первого взгляда или мне пройти мимо еще раз?" Я думаю, что это чертовски хорошая реплика.
Потом есть еще это слово "phir". Его я использовал в Yes Boss. Я ударил героя Адитьи Панчоли очень сильно в сцене драки в конце. "Дыщ", и он падает, и Джухи смотрит на меня в шоке, типа, вау, и я говорю: Phir? ("И что с того? / Ну и?") Как я однажды сказал повару, ki khana kamal bana hai yaar, bhindi bahut acchi hai ("Еда прекрасно приготовлена, кекс очень хороший"). А она посмотрела на меня и сказала: "И что?"
<…>
Были ли еще какие-то источники вдохновения?
В Kabhi Haan Kabhi Naa ("Сезон любви") я позаимствовал походку у Захида, сына Саида. Походка в Josh ("Азарт любви") -- из фильма White Sands, от парня, который еще играл в "9 1/2 недель".
Baazigar -- что-то вроде имитации героя Амитабха Баччана Бабу из Satte Pe Satta. В "Непохищенной…" персонаж во многом похож на меня -- мое чувство юмора. Даже в "Наступит завтра или нет", юмор немного как у меня, немного скверный -- как "Эй, Дженнифер Лопез!" Но это не злобный юмор. Персонаж в Pardes был безопасно сыгранным персонажем. Я не понимал, откуда он пришел и куда он идет. Поэтому я просто сыграл осторожно.
"Бог знает" -- из одной истории, которую я слышал в детстве, что маленькие дети кусают свои руки. Когда они злятся, маленькие дети часто так себя ведут. Я сыграл его в этом ключе.
В Main Hoon Na ("Я рядом с тобой") простота полностью от Арьяна. Если вы просите его не делать что-то, он непременно это сделает. Если он знает, что не должен говорить этого, непременно скажет. А потом он создает такую ситуацию, что вместо того, чтобы сердиться на него, вы в него влюбляетесь. Я попытался уловить это в той сцене, где мои руки сами поднимаются, и я начинаю петь, и Сушмита говорит: "Кажется, ты только что пел для меня песню?" И у меня такое выражение на лице -- потрясенное, глупое, только ребенок сделал бы так. Вся эта сцена, это полностью Арьян. <…>
Я не всегда делаю это сознательно. Я не сижу и не записываю это. Просто так случается. Иногда я знаю, откуда это пришло, иногда я не помню, но я просто хватаюсь за этот нюанс сцены.
Как в "Девдасе" есть эти слова, которые говорит каждый, кто приходит на похороны: "Он был хорошим человеком..." Или: Kal hi tho hum mile the… ("Но я ведь только вчера видел её…") Или: Agar hum kuch kar sake tho… ("[Скажите мне] если я могу чем-то помочь…"). Каждый говорит эти три строчки на похоронах.
Но если я говорю это о своем отце, вся сцена приобретает странный оттенок. Эти три реплики выглядят нормально от чужого человека, но они звучат странно, когда их произносит сын. Я сделал так в "Девдасе".
Иногда это случается совсем неожиданно, экспромтом. Мне очень нравится эта сцена в "Девдасе": Tumhe koi aur chooye mujhe accha nahin lagta ("Мне не нравится, когда тебя трогает кто-то еще"). И я пьян. Я пытаюсь поймать муху и падаю со ступенек. Как я с них падаю?
Деградация Девдаса в пьяных сценах -- из описания Томаса Харди трех стадий пьяного человека из The Mayor of Casterbridge ("Мэр Кэстербриджа"). В одной из них говорится, что он лежит как свинья. Я хотел лежать как свинья, ноги в стороны, лицо на одной стороне.
В "Девдасе" даже в тех сценах, где он перешел к состоянию полной деградации, в нем всё ещё остается много гордости. Я хотел сыграть его как бесхребетного человека, но в нем все равно оставалось что-то… Я сделал это в сцене (когда Парвати навещает его после смерти его отца), когда он говорит: "Ek baar mere saath chalo, ek baar mere saath chalo, please ek baar mere saath chalo" ("Сбеги со мной").
Она говорит: "Deva yeh nahin ho sktha hai, main nahin aa sakthi" ("Я не могу, я не могу пойти с тобой"). Эта сцена очень унизительна для него. И тогда он говорит: "Mein aisa karta hoon, ek baar marne se pehle tumhare paas aata hoon" ("Перед смертью, я приду к тебе один последний раз").
В последнем кадре этой сцены -- который добавили поздней -- когда я выхожу из комнаты, я поворачиваюсь и говорю одно слово, которое она постоянно повторяет в фильме: "Dhusht." На самом деле я сказал "bitch" ("сука"). Аш была немного обеспокоена, когда я сказал так. Настроение сцены было такое, что Девдас умоляет её, пойдем со мной, я все тебе отдам. Видишь, я циничен с тобой, саркастичен, потому что я люблю тебя больше собственной жизни. Пойдем со мной…
Нет!
Сука.
И Бхансали сказал мне: "Нет, нет, Шахрукх, как ты мог такое сказать?"
Я сказал, нет, должно быть "сука", должно быть это слово. Masti ("бесшабашность, страсть") должна была оставаться.
Дело было не в том, что я её унижаю. На самом деле, я не знал, какое слово использовать. Поэтому я поворачиваюсь, говорю слово и хочу сказать его с огромной любовью. И тогда один из членов съемочной команды сказал: "Сэр, скажите "dhusht", очень милое слово".
Перевод apelsinka / Надинка для http://srkgalaxy.ucoz.com/forum/
